Старинный романс
Какую синь, какую сень, какие звуки,
Какие запахи хранит безмолвной памяти гранит,
Что пробуждает восхитительные муки,
Но посторонним ничего не говорит.
Мы были глупы, своенравны и прекрасны,
И, слава Богу, не хранили и теряли всё и вся,
И потому остался в сердце этот праздник,
Что в нашей жизни он совсем не удался.
Цветы увяли, соловьи давно отпели,
Разбились волны о песок и нас почти уже не ждут
Девчушки юные, что ныне постарели.
А в нём все эти чудеса ещё живут.
Не выбирают ни судьбы, ни вдохновенья,
Они, по счастью, недоступны нашей воле и уму,
А как слагаемые странного явленья
От ничего перетекают к ничему.
***
Ах, моя повзрослевшая девочка,
Чья-то женщина,
Почти мама.
И уже ничего не изменится.
Ох, гордячка моя упрямая.
Не вернуть уже пору весеннюю.
Что же делать?
Но что-то надо.
Я поверил Сергею Есенину,
Что и в горькой бывает услада.
И подобно учителю, только
Не являясь великим поэтом,
Я читаю стихи алкоголикам,
А они меня любят за это.
И за то, что парень я свойский
Хоть порой улыбаюсь криво,
Когда тщетно взывая к совести,
Безвозмездно даю на пиво.
Пивом потчую горькую думу я
О моём беременном счастье.
И вливается в сердце иллюзия,
Будто жизнь не прошла напрасно.
***
Любить бы нам друг друга хоть чуть-чуть,
Чтоб не словами, а делами,
И не тогда, когда в последний путь,
А пока топаем ногами.
И может быть, у нас бы было всё:
Отчизна, будущее, вера.
И не кружила бы нелепым сном
Свободы призрачной химера.
И стало бы противно ворошить
Тысячелетние обиды
И Родину абстрактную любить,
Живых людей на ней не видя.
Не так уж это сложно:
Жить, любя,
Не по завету от испуга
И вовсе не как самого себя
Легко и просто,
Как друг друга.
***
От Дарвина, как от лукавого,
Открещиваемся подчас,
И как приматы давим слабого
По сэру Чарльзу в самый раз:
Достоин жить кто понахальнее,
Покруче,
Остальных в расход.
Природа избранными хамами
Венчает человечий род.
Неравных нет пред ликом вечности,
Хоть князя, хоть клопа возьми.
Зачем?
Что жить по-человечески?
Перестаём мы быть людьми
***
Не прихорашивай мой образ, мама,
Не станет он ни чище, не трезвей.
Да, я не очень счастлив,
Но упрямо
Иду своей дорогою.
Своей.
И от микроскопической удачи
Не отвернусь.
Но и не брошу крест.
Раз жизнь моя,
То и нельзя иначе.
Пожалуй, совесть
это вот и есть.
Не знаю чувствую до боли ясно,
Что не уйти от этого всего.
Мгновенья то прекрасны, то ужасны
Не вынуть из судьбы ни одного.
***
Раб только ждёт возможности
Предать изподтишка.
Он верил тебе, Господи,
Не чувствуя греха.
Ты требовал покорности
И опусканья глаз,
А он не мог
И ссорился,
До глупостей подчас.
Ты всех прощаешь, Боже мой,
А вот его изгнал.
Но, Господи, какого же
Ты друга потерял.
***
Горе любить себя
И никого другого.
Горе упасть хрипя
И не подняться снова.
Горе лизать пломбир
Розового тумана.
Горе смотреть на мир
Через стекло стакана.
Горе когда молва
Веет морозной стужей.
Горе швырять слова
И забывать их тут же,
И, опуская взгляд
Возле холёных лысин,
Горе достойно лгать
Среди ненужных истин.
Горе мякушки грызть.
Не быть любимым.
Горе на цель нестись
И проноситься мимо.
Горе друзей терять.
Горе в друзьях теряться.
Горе не понимать.
Горе не пониматься.
Горе бездарным быть,
Но наделённым властью.
Горе живя, не жить.
Всё остальное счастье.
***
Не раз меня младенцем звали и святым,
Бросали мне в лицо, смеясь досужно:
Кончай писать стихи,
Кончай дарить цветы.
Ну что ж ты, дурачок,
Ведь сам же знаешь нужно!
Я никому не обещал достать звезду,
Я правду жизни признаю и принимаю.
Но женщину любить, как отправлять нужду?
Нет, это не по мне.
Нет, я так не желаю.
***
Где вы были, мои поучители,
Когда я, изнывая в тоске,
В этой жизни метался мучительно
И на тонком висел волоске?!
Где вы были, когда я, как мумия,
Застывал, без желания жить,
С головой погружался в безумие
И не знал, где пути и как быть?!
Так какое имеете право вы
Распускать свой язык без костей,
Поучать, осуждать, тыкать пальцами
И пугать моим видом детей?!
Я живой. И, как всякий рождённый,
Ошибался и падал не раз.
И не раз упаду, побеждённый,
И опять поднимусь.
Но без вас!
***
Что ты есть, любовь, взялась откуда?
Необъятна, как дремучий лес
Самое загадочное чудо
Изо всех загадочных чудес.
Где тебя был должен встретить? Знал ли?
Как должна была ты скрыться вдаль?
Изо всех немыслимых печалей
Самая бездонная печаль.
Глаз волшебных сущностью касаясь,
Я изведал, утопая в них,
Из возможных радостей земных.
Жаль, тебя не знавших, не нашедших,
Чтоб в сердцах уже до гроба несть.
Лишь любовь не может быть прошедшей:
Или не было её, иль есть.
***
Как я живу? Спокойно и беспринципно,
Без воли, без надежды, без мечты,
Как дом пустой, в котором окна выбиты,
И ветер внутрь заносит снег и пыль.
Ношусь порой с нелепыми обидами,
Ищу в остывшем сердце след огня
И чисто светлой завистью завидую
Знакомым, что счастливее меня.
И жизнь люблю. И в то же время трушу.
И, как бродяга, сбившийся с пути,
Я всё ищу вокруг родную душу,
Но не могу нигде её найти.
***
Потухшим сном застыла ночь в окне,
Не обещая призрачного рая.
И в этой темноте и тишине
Я даже не схожу с ума сползаю.
А за стеною спят жена и дочь,
Не зная, как стена эта опасна.
И только грозный и короткий дождь
Ведёт со мной беседу о напрасном.
Прозрачность струек выпета до дна,
И каждая звенит легко и гордо,
Что эта жизнь одна
И ночь одна,
Под лебединость каждого аккорда,
Под недоступность каждого луча,
Затерянного в твёрдой толще мрака.
И то ли умереть,
то ль закричать
Стена непробиваема.
Однако...
***
Любить бы нам друг друга хоть чуть-чуть,
Чтоб не словами, а делами.
И не тогда, когда в последний путь,
А пока топаем ногами.
И может быть, у нас бы было всё:
Отчизна, будущее, вера
И не кружила бы нелёгким сном
Свободы призрачной химера.
И стало бы противно ворошить
Тысячелетние обиды
И родину абстрактную любить,
Живых людей на ней не видя.
Не так уж это сложно:
Жить, любя,
Не по завету с перепуга,
И вовсе не как самого себя
Легко и просто,
Как друг друга.
***
Я помню день,
Когда, томим недугом,
Я весь горел
И тяжело дышал.
Ты подошла
И положила руку
На лоб
И головная боль прошла.
Я был готов
Принять любую муку,
Отдать, что мне
Подвластно на Земле,
Лишь только б ты
Вот так держала руку
Всю мою жизнь
На огненном челе.
Но ты ушла
И больше не вернулась
И унесла
Волос кудрявый дым.
Любовь прошла
Нежданно, как проснулась...
А может быть,
И не было любви.
Она была,
Я это точно знаю,
По крайней мере
Я тебя любил,
Да и люблю,
Хоть от других скрываю
Свой сердца стук
И свой душевный пыл.
***
Как мне дождаться письма от тебя
И досмотреться,
Как, возмущённо листок теребя,
Ты ранишь мне сердце?!
В повести этой сама ты давно
Наставила точек.
Но от тебя мне нужно одно:
Только твой почерк.
Только бы раз с нетерпеньем сказать:
Ну, наконец-то!
И на секунду записку прижать
К глупому сердцу.
***
Не судьба, говорят.
Ну, а что есть судьба?
Просто сумма шагов,
Глупых,
правильных,
всяких.
Их оценка со временем слишком груба
И комична,
как взмахи руки после драки.
Как я девочку эту любил, Боже мой!
Как был глуп и смешон, цепенея, немея.
Даже годы спустя мой душевный покой
Будоражат рубцы давней раны
Болею
Непонятною жаждой её бытия.
Снова ветер принёс нехорошие слухи
Что спивается бывшая радость моя,
Что стареет,
Что стала похожа на шлюху...
Ну, казалось бы, что мне теперь её жизнь
Свет в окне не моём,
тёмный лес
и так далее.
Только так неотъемлемо в душу вплелись
Звуки старых шагов.
Эх, Наталья, Наталия,
Мне не надо уже от тебя ни глотка,
Всё усохло давно и болеть перестало.
Но под толщей забот залегает тоска,
Неоткрытой рудой, что не стала металлом.
***
В берлоге моей
фотографий твоих очень много,
Но есть среди них
порождающий горечь во рту
Один твой портрет,
Снятый плохо,
Спечатанный плохо,
Всегда предо мной он
в дешёвеньком паспарту.
Но что в нём за чудо
И что за великая тайна?
Всегда, каждый раз,
что ни гляну в родные глаза,
Они то нежны, то надменны,
то тихо печальны,
А то равнодушны, как пепел.
Три года назад...
Нет, три с половиной...
Нет, целую душную вечность...
Нет, только мгновенье,
подобное всплеску огня...
Ты так же нежна была,
Так же была бессердечна,
И так же пытала,
И так же любила меня...
Первый снег
А помнишь этот снег,
задумчивый и тёплый,
И иней, словно дрожь
испуганных ресниц?
Наш первый снег вдвоём.
И странные сугробы
Не то забытых снов,
Не то любимых лиц,
Ушедших навсегда
в завьюженную память,
Оплаканных надежд
искристым торжеством.
Казалось каждый блик
на сердце след оставит.
А я запомнил:
Снег.
И больше ничего.
А он лежал себе,
так неправдоподобно
Рассыпчат и хрустящ,
невыносимо чист,
И верилось легко,
Что он, Христу подобно,
Отмыл нас от всего,
чем одарила жизнь.
Потом уже потом
потом всего бывало.
Шесть лет, как шесть веков,
Шесть лет, как шесть минут.
Привычная тоска
знакомого вокзала.
И скука серых дней,
что так по нервам бьют.
Тогда же мы пошли
в голубизну мороза
И в звоне января
неслышно расплылись.
И появилась дочь.
А с ней пелёнок проза
И суета сует,
без коей жизнь не жизнь.
Короче, быт как быт,
Не больше и не меньше.
Бытьё пошло себе
по замкнутой кривой.
Всё больше седины,
Да и забот на плечи.
А я запомнил:
Снег.
И больше
ничего.
***
Почему ты такая красивая?
Что скрывает в себе образ твой,
Что, врываясь в солдатские сны мои,
Моё сердце сжимает тоской?
Нарушает всех мыслей теченье,
На куски мою сущность дробя,
Хоть на свете есть много девчонок,
Что гораздо красивей тебя.
Сколько раз, пропустив мимо взгляда,
Забывал их, живя лишь тобой.
Каждый раз я тебя ставил рядом
С красотою такой неземной!
От тебя никогда я не слышал
Сверхкрасивых и вычурных слов,
Но твои были ярче, хоть тише
Самых лучших и ярких стихов!
А глаза всё с весёлым бесёнком
Их мне так не хватает всегда.
В мире множество лучших девчонок,
Только ты такая одна.
* * *
Вот и окончен наш побег в никуда,
Перед Богом невесёлый стриптиз.
Отшумели за спиной города,
Отрыдали одиночеством птиц.
Так и будет,
Так и будет всю жизнь:
Винегрет из всепрощений и ссор.
Будет счастья бирюзовая высь
И нелепостей неприбранный сор.
Но напомнит нам горластая дочь,
Может, в пятницу, а может, в четверг,
Что была у нас ноябрьская ночь,
Наша первая.
Увы как у всех.
Одинокий, но прирученный волк,
Без ошейника живущий, без клетки,
Хочу отдать тебе вечный долг
Скопом всех своих истрёпанных лет.
И
Когда настанет срок февралю
И ударом отзовётся в висках,
Написать губами слово люблю
На твоих чуть-чуть раскосых глазах.
Первая встреча
Как было всё легко
пятнадцать лет назад:
Ещё спокоен пульс
и безразличен взгляд,
Ещё черты лица
чужие и молчат.
Ещё твои глаза
не жгут, не холодят,
Не названы ещё
ни сны, ни имена
И от людской молвы
постель не солона,
И из жестоких слов
не выросла стена,
Ещё одна из всех,
а не из всех одна,
Ещё не подлежат
сомнению пути,
Ещё от мыслей мозг
не корчится в горсти,
Не сказано ещё
беззвучное: Прости...
И так ещё легко
проститься и уйти.
***
Даль туманная улыбается
И вуаль её так легка.
В синем небе, смеясь, купаются
Белокрылые облака.
Собираю листы прохладные,
В это счастье не веря сам
Как далёкую ненаглядную,
Глажу осень по волосам.
А она промелькнёт нечаянно
И уйдёт в заунывный дождь.
На мираж кольца обручального
Солнца круг так странно похож.
Бабьим летом закаты медные
Оплелись, прикрывая стыд.
Что ж ты смотришь, моя последняя,
Сквозь меня и молчишь навзрыд
***
Не бродил я с тобой до рассвета
По душистой весенней земле.
И весёлой удачи привета
Не носил на грачином крыле.
Ну и пусть это всё невозможно.
Я, наверное, просто привык
И люблю тебя так осторожно,
Как в лесу заповедный родник,
Опасаясь испачкать своими
Не стерильными пальцами рук,
Даже произнести твоё имя,
Чтоб оно не померкло вдруг.
Ни желанья, ни взгляда, ни слова...
Но, спасаясь от пустоты,
Почему мне так хочется снова
Вставить в ручку дверную цветы?
* * *
Я знал, что ты пройдёшь у этих окон,
И ждал тебя, чтоб хоть разок взглянуть,
И долго любовался одиноко,
Как ты небрежно продолжала путь.
Смотрел я, больше сердцем ощущая
Волос знакомых золотистый дым.
А ты прошла, меня не замечая,
Но наградила профилем своим.
***
К сожалению, вне сомнений,
Я не дАртаньян.
Ни отваги нет, ни шпаги,
И в усах изъян.
И коня-то, что понятно,
Нету у меня.
И защиты не ищи ты,
Лучше мух гоняй.
Полунищий. И жилище,
Шепчет в ухо бес,
Не Буложский Оболонский
Окружает лес.
Безучастный, непричастный
Ни к каким делам,
Ращу Настю.
Может, к счастью,
Я не дАртаньян?
***
Узнать своё счастье непросто,
И трудно его сохранить,
Но что-то опять сердце бьётся,
Красивее хочется быть.
Наверно, опять влюбляюсь.
Я этого чувства боюсь:
В любви мне всегда давалась
Одна беспросветная грусть.
Но с неукротимою силой
Ворвалась, как с гор вода,
Бессовестно так красива,
Безжалостна так горда.
Её золотые волосы
Опутали явь и сны.
Зов сердца созвучен голосу
Залившей весь мир вины.
Опять замолкаю без силы
Она предо мной. Как всегда,
Бессовестно так красиво,
Безжалостна так горда...
Встреча
Мы встретились случайно.
Ну и пусть.
На свете встреч случайных миллионы.
Малышка,
Пусть тебя не гложет грусть.
Хоть грусть извечна в нас и испоконна.
Темно вокруг
И не видать ни зги.
Но темнота тебя не испугала.
Я почитал тебе свои стихи
И ты меня в ответ поцеловала.
Девчушка,
Ты годишься в дочки мне,
Я не имею никаких претензий
И всё же что-то тлеет в глубине
И выше,
Где-то около созвездий.
Полжизни позади.
И не балуй!
Но всё-таки я их прожил недаром
И говорю:
Мне этот поцелуй
Дороже всех наград и гонораров.
В бессчётье истин я не разберусь.
Пускай живу и кончу жизнь изгоем,
Но всё-таки жива святая Русь,
Пока девчонки пьют стихи запоем.
***
Сын подрался на улице,
Кривит разбитой губой
И молчаливо хмурится.
Ну в кого он такой?..
Дочь совсем заневестилась,
Хоть бы чего не так...
Небезопасна ветренность
Среди богатых макак.
Муж с работы усталый,
Пьяный домой пришёл...
Борщ уже закипает...
Надо бы вымыть пол...
Ну, наконец, и вечер.
В доме покой, уют...
Женщины не стареют.
Женщины устают.
Дочка
Заслыша ключ в замке, бежать
К двери и прыгать,
Визжа, и встречу предвкушать,
И носом тыкать
В карман, пытаясь распознать
Гостинчик скромный,
Шептать: Любу..., щеку прижав
К моей ладони.
Потом с три короба наврать,
Кусая сливу...
Как мало надо человечку,
Чтоб быть счастливым...
***
Мой Настёнок, мой Бог, мой ребёнок,
Моё ласковое существо,
Ты уже проросла из пелёнок,
Вышла в мир, постигая его.
Я не нужен уже, моя дочка,
Но во имя спасенья души
Напиши мне
Хотя бы две строчки,
Хоть с ошибками, но напиши.
***
Тихо кружились снежинки...
Был вечер...
Почти год назад...
Мы подтверждать своё звание шефов
Пришли в интернат.
Что-то несли и о чём-то болтали.
Похрустывал лёд.
Кто-то ворчал, мол, опять оторвали
От дел и забот.
В каждом гудело неслышное вече
Личных страстей...
Вдруг из столовой нам вышла навстречу
Группа детей.
Девочка в новом казённом пальтишке
Спросила, как тень:
Дядю, а вы мэнэ любитэ?
Тихо.
Будто во мне.
Был тот вопрос, как зима, бесконечен,
Словно укор
Нам, развесёлым, довольным, беспечным
Жжёт до сих пор.
Ждали ответа снежинки и дети,
И фонаря отраженье в воде,
Я же стоял и не знал, что ответить,
Как на суде.
То ли тоска, то ли скрытая жалость
Другим не видна
Глухо внутри застонала и сжалась
Чья-то вина.
И на минутку привиделось счастье,
Снега белей,
Что от меня ни в одном интернате
Нету детей.
***
Противно думать
И дышать противно.
Снаружи, изнутри со всех сторон
Несёт такою затхлостью и гнилью,
Где рай лишь для шакалов и ворон.
Страна с тысячелетнею культурой,
Земля трудяг, героев, мудрецов
Ждёт подаяния дебильной дурой
И славит душегубов и лжецов.
Оплакивать ли мне родную землю?
Оплёвывать ли всё, храня покой?
Я родину такую не приемлю,
Но не имею никакой другой.
Украiно моя!
Украiно моя, моя стомлена нене,
Чим розрадить тебе, як тобi помогти!
Не лишилось нi слiв, нi можливостей в мене,
Все розтринькав на пошук чудесних свiтiв.
I то ж треба було десь думками блукати,
Забуваючи рiдне змарнiле лице,
Щоб нарештi уздрiти, як стомлена мати
Усмiхнеться лише та й пробачить усе.
Украiно моя, моя хвойдо кохана,
Я пiд ноги життя тобi кидав, а ти
Усмхiалася зверхньо, i переступала,
Як непотрiб, мовляв, заважаш i ти.
Так, в моeму житт ти не мала потреби
Було безлiч гарнiших, спритнiших, нiж я.
Скiльки iх притьмома позрiкалося тебе,
Подивися ж пiд ноги, триклята моя!
Украiно моя, моя вiрна дружино,
Нам з тобою радiти i лаятись вiк.
Та хiба ж одне одного з нас хто покине
Через злi балачки наших сварок дурних?
Та хiба ж я зумiв би без тебе прожити,
Хоч якi б небокраi вiдкрились менi?
Врештi, все це слова,
Небокраi закритi,
А вдкритi лиш очi, навнi й сумнi.
Украiно моя, моя доню маленька,
Ти живеш i радieш тому, що жива.
Занедужаю я - ти пiдiйдеш тихенько
I притиснеш долоньку малу до чола.
I хвороба тiка, й тривоги мiлiють,
I усе наносне маячiння зника,
Й звiдкiлясь виринаe слабенька надя,
Щоб не бути порожнiм прийдешнiм вiкам.
Та отак живу.
Як умiю.
Чи й гiрше.
Пiдживлю землю потом - а мо проросте.
I пишу кострубатi, як доленька, вршi,
Й сподiваюсь, що ти менi вибачиш те.
Патрiотiв без мене ти маeш доволi,
Православнiшх, бiльш красомовних, нiж я,
Украiно моя, моя совiсть i доля,
Берегиня, любов i гiркота моя...
***
Здесь ничего произойти не может,
Здесь никогда не будет перемен.
Тупой народ с ободранною кожей
Сопит и терпит, немощен и нем.
Былых обид никчемные заплаты
Всем тычет в нос, как культи, инвалид.
Среди бессильных ищет виноватых,
А перед власть имущими молчит.
Цветные сны обсасывает смачно,
Давно смирясь с безвременным постом,
И перед каждым, кинувшим подачку,
Не преминёт, как пёс, вильнуть хвостом.
И сам я тоже...
Да, и сам я тоже
Бессилен в лабиринте серых стен.
Здесь ничего произойти не может.
Здесь никогда не будет перемен.
***
Сколько помню себя, я всегда был казним
За грехи и за шалости.
И подарки судьба раздавала другим,
Ну, а мне что останется.
Я привык никогда ничего не просить,
И причина не в гордости,
Просто долю такую досталось носить,
С чем бессмысленно спор вести.
А в несчастной Чечне кто-то стонет сейчас
И решает вопрос, поди:
Слушать совести голос или приказ.
Я прошу Тебя, Господи,
Раз уж так получилось, что к жизни притёрлась
Судьба-бесприданница
Раздели между ними прощенье своё,
Ну, а мне что останется.
Дорожка
Вот по этой кирпичной дорожке,
Утверждая своё бытиё,
Чьё-то детство протопало ножками,
Как когда-то ходило моё.
По лесам и пустыням нехоженым,
По мостам через водную гладь,
По дорогам, ещё не продолженным,
Этим ножкам придётся шагать.
Он забудет дороги планеты,
Что изъездил и избороздил.
Но навеки запомнит вот эту,
По которой он в детстве ходил.
Родина
В тени от исторических событий,
Вдали от перегруженных дорог,
Врагов нашествий,
Гениев наитий
Живёт провинциальный городок.
Сюда доходят только отголоски
Да долетают щепки иногда
Оттуда, где трибуны и подмостки
То строят, то ломают города.
А здесь разводят кур,
Выходят замуж,
Живут,
Как могут, строят свой уют,
Рожают редко, чаще уезжают,
И страшно пьют.
А после страшно мрут.
Отстраивают сломанные храмы
И не крадут со стройки кирпичи.
И бывшие райкомовские хамы
В них святят от дворцов своих ключи.
Столичный гам тут не найдёт огласки.
Работа дом базар из года в год.
И то, что Сашка дал по морде Ваське,
Важней того, кого избрал народ.
А ночью тишь.
Двенадцать очень поздно.
И освещенья нет.
Но звёзд не счесть.
И что мне делать, если эти звёзды
Нигде так ярко не горят, как здесь.
***
Давайте жить, друг друга уважая,
Не превращая свою гордость в спесь.
Любя себя, мы часто забываем,
Что у соседа тоже гордость есть.
Уметь прощать случайные обиды
И даже оскорбления порой
Труднее, чем в безудержном порыве
Друг другу ранить сердце слов игрой.
Легко ответить кукишем на кукиш,
Чужую честь не ставя ни во грош...
Но жизнь не обувь, новую не купишь,
Когда истопчешь всю и изорвёшь.
Возвращение
Мне милы эти низкие улочки и переулки,
Невысокие домики, мирно стоящие в ряд,
Строй фонарных столбов, как солдат
на вечерней прогулке,
И почти возле каждого домика
маленький сад.
И печально немножко, что там, где я бегал
мальчишкой,
Задымила труба и шумят заводские цеха.
А от школы остался один лишь невзрачный
домишко.
Наступившая новь хоть его пощадила пока.
Нет трёх стареньких лип, что под ними
мечтал я о далях,
Здесь сейчас котлован,
Это строится новый детсад.
И мне грустно,
Хотя и понятно, что это неправильно
С каждым годом моя Городня
хорошеет стократ.
***
На свете много одиноких женщин.
Узнать такую можно по глазам,
Которые предательски трепещут,
Испуганно прицеливаясь к нам.
Хоть на лице лишь скука и зевота.
Мы отвечаем прозой.
Где нам знать
Она одна, и ей рожать охота,
Да чтоб не одного, а целых пять.
Или ещё:
Чему-то вечно рада
И весела, отчаянна а что?!
Мы говорим ей только это надо.
А ей не столько это, сколько то.
Свистят слова небрежные людские.
Стоят, как у позорного столба,
Две женщины,
Две разные такие,
А вот гляди-ка ж ты одна судьба.
И путь обеих общей метой мечен.
И не дай бог надежду потерять...
На свете столько одиноких женщин,
Что кажется
я в чём-то виноват.
***
Шелестящее золото клёнов,
Оголённые руки берёз
В синем небе раскинуты сонно.
Мне родиться средь них привелось.
Тишина. Разодетая осень
Грустно смотрит в меня из ветвей
С жёлтых листьев унылою проседью
Огоньками рябинных кистей.
Я стою под деревьями сонными,
Тишиной переполненный весь,
И кляну свою жизнь непутёвую,
И люблю заколдованный лес.
Гимн смеху
Пусть звонким смехом все люди зальются,
И в городах, и в тиши дальних сёл.
Мне по душе, когда люди смеются,
Но не тогда, когда вешают псов.
И не тогда, когда бьют в переносицу,
И не тогда, когда нож тебе в бок,
И не тогда, когда сытый, откормленный
Рвёт у голодного хлеба кусок.
И не тогда, когда платье срывая,
Жадно рыча и глотая слюну,
Зверскую похоть удовлетворяя,
Трое по кругу пускают одну.
Пусть все хохочут от доброго, светлого
Счастья, что бьётся, как птица, в груди,
Но никогда не привыкну я к мерзкому
Ржанью при виде страданий чужих.
Или когда (даже если в Америке),
Выкурив плотно забитый косяк,
Бьются в прокуренной липкой истерике.
Чем так смеяться уж лучше никак.
Пусть во все поры, в любую погоду,
На всей планете, понятный для всех,
Без модуляции и перевода,
На зло жестокости катится смех.
***
Ах, мадам, вы одна на троих, как бутылка,
И прекрасны, как жаба в зелёном пруду.
Не желаю я мылиться чьим-то обмылком.
Вы меня извините я просто уйду.
Я не свят, но брезглив,
И ни голод, ни злыдни
Не заставят меня что попало жевать.
А у вас ещё двое хмельных и небритых
За немытым столом вожделенно сидят.
