| 
| 
Скульптура возведена в память великого сибирского писателя Виктора Астафьева и его `Царь-рыбы`. Недалеко от этого места родная деревня Астафьева, Овсянка.
Отрывок из новеллы: ` За кормой взбурлило грузное тело рыбины, вертанулось, забунтовало,
разбрасывая воду, словно лохмотья горелого, черного тряпья. Туго натягивая хребтину самолова, рыба пошла не вглубь, вперед пошла на стрежь, охлестывая
воду и лодку оборвышами коленцев, пробками, удами, ворохом волоча скомканных, умаянных стерлядей, стряхивая их с самолова. `Хватил дурило
воздуху. Забусел!` -- мгновенно подбирая слабину самолова, думал Игнатьич и увидел рыбину возле борта лодки. Увидел и опешил: черный, лаково
отблескивающий сутунок со вкось, не заподлицо, обрубленными сучьями; крутые бока, решительно означенные остриями плащей, будто от жабер до хвоста
рыбина опоясана цепью бензопилы. Кожа, которую обминало водой, щекотало нитями струй, прядущихся по плащам и свивающихся далеко за круто изогнутым хвостом, лишь на вид мокра и гладка, на самом же деле ровно бы в толченом стекле, смешанном с дресвою.
Что-то редкостное, первобытное было не только в величине рыбы, но и в формах ее тела, от мягких, безжильных, как бы червячных, усов, висящих под
ровно состругнутой внизу головой, до перепончатого, крылатого хвоста на доисторического ящера походила рыбина, какой на картинке в учебнике по
зоологии у сына нарисован...`
` Игнатьич вздрогнул, нечаянно произнеся, пусть и про себя, роковые слова - больно уж много всякой всячины наслушался он про царь-рыбу, хотел ее,
богоданную, сказочную, конечно, увидеть, изловить, но и робел. Дедушко говаривал: лучше отпустить ее, незаметно так, нечаянно будто отпустить,
перекреститься и жить дальше, снова думать об ней, искать ее. Но раз произнеслось, вырвалось слово, значит, так тому и быть, значит, брать за
жабры осетрину, и весь разговор! Препоны разорвались, в голове, в сердце твердость - мало ли чего плели ранешные люди, знахари всякие и дед тот же жили в лесу, молились колесу...`
Источник: личные фото
|
|
